svonb

Пришлось как следует порыться, чтобы найти за 1290 - во столько, выходит, мне обошелся стакан чаю, пролитый на прежнюю клавиатуру. Клава, позаимствованная в бухгалтерии, помимо того, что была наполовину затерта и без одной лапы, была еще и с тугими клавишами, с чем я так и не смог мириться. Печатая вслепую десятью пальцами, начинаешь мизинцами ощущать неподатливость рабочего инструмента. Это указательными без разницы, где долбить, хоть по механической пишущей машинке...

В городе ад кромешный. Дождик и небольшой минус, и весь народ в районе центра города, где чистят тротуары регулярно, убедительно изображает из себя коровник на льду. ( Collapse )

Какие патриотические пассажи применяла молодежь из высшего общества России начала 19-го века в частной переписке!

"Вся Москва только и говорит, что о войне. Один из моих двух братьев уже за границей, другой с гвардией, которая выступает в поход к границе. Наш милый государь оставляет Петербург и, как предполагают, намерен сам подвергнуть свое драгоценное существование случайностям войны. Дай Бог, чтобы корсиканское чудовище, которое возмущает спокойствие Европы, было низвергнуто ангелом, которого Всемогущий в своей благости поставил над нами повелителем".

Да что же Андрею Болконскому всё его окружение в лом?

"Они подошли к двери диванной, из которой слышался опять и опять повторяемый пассаж. Князь Андрей остановился и поморщился, как будто ожидая чего-то неприятного.

Княгиня вошла. Пассаж оборвался на середине; послышался крик, тяжелые ступни княжны Марьи и звуки поцелуев. Когда князь Андрей вошел, княжна и княгиня, только раз на короткое время видевшиеся во время свадьбы князя Андрея, обхватившись руками, крепко прижимались губами к тем местам, на которые попали в первую минуту. M-lle Bourienne стояла около них, прижав руки к сердцу и набожно улыбаясь, очевидно столько же готовая заплакать, сколько и засмеяться. Князь Андрей пожал плечами и поморщился, как морщатся любители музыки, услышав фальшивую ноту".

Крупному, яркому, самобытному человеку никакая цензура не может заткнуть рот. Хоть и видно здесь и там понаставленные рогатки, но все равно живой человек вот он, на страницах, стоит только протянуть руку.

После мемуаров Белобородова читаю и наслаждаюсь мемуарами Николая Ивановича Крылова, начальника штаба 62-й армии, защищавшей Сталинград. Причем в отличие от описания хода военных действий в характеристиках действующих лиц тех событий он явно более свободен от формальных канонов. И эти характеристики особенно интересны. А что касается войны, то явно прослеживается, что весь 42-й год нашу авиацию буквально возили носом по батарее парового отопления. 14 октября, когда немцы предприняли последний и самый мощный штурм города, наша истребительная авиация просто не смогла подняться с заволжских аэродромов, будучи заблокированной немецкими истребителями. Кто первый встал... И тем отчетливее его дань уважения тем, кто даже в таких условиях смог показать максимум возможного. Это, безусловно, относится к артиллерии. Кстати, есть у меня мемуары Ганса фон Херварта "Между Гитлером и Сталиным", который с начала 30х годов работал в посольстве Германии в Москве.

( Collapse )

"Описание: 1937 год. Максим Ливитин, в прошлом офицер русской военной разведки, а ныне успешный финский кинорежиссер, волею случая оказывается втянутым в противостояние немецкой, японской, британской и советской спецслужб. Ливитин оказывается в эпицентре схватки за научные разработки уникального сверхоружия. Ливитин понимает, что это открытие не должно увидеть свет, иначе мир ждут страшные времена. Ливитин вспоминает прошлые навыки и, практически, в одиночку вступает в противостояние с ведущими спецслужбами мира. В этой опасной игре ему помогает только любимая женщина и преданный друг".

Понятно, что в одиночку он бы не справился, но с любимой женщиной и преданным другом... Трепещите, абвер, МИ-6, разведупр РККА и прочие дефензивы и сигуранцы.

Надо будет потом узнать у подруги, какое же страшное оружие так и не увидело свет. Надо полагать, это было нечто пострашнее бактериологического оружия и ядерного.